|
|
|
|
|
|
А.Солженицин ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ В ЭТО СМУТНОЕ ВРЕМЯ ("РОССИЯ В ОБВАЛЕ". Раздел "Быть ли нам, русским?") Такой повязанной пленницей была Церковь при большевиках, что освобождение могло нести, казалось, лишь одну радость. Первые шаги - так и виделись, неомраченно светлыми. Но и для освобожденной Церкви - переход не мог оказаться, прост, как и для всей России. При том что семи десятилетиям неволи у безбожников предшествовало не лучшее для русской Церкви столетие. Весь XIX век, за малыми исключениями, длился процесс окаменения форм ее жизнедеятельности. Он сопровождался отпадением от веры и Церкви большой части образованного класса (по причинам также и своего развития). А с XIX на XX стала охладевать и отпадать уже и заметная часть простонародья - что и было одной из решающих подоснов революционного взрыва в 1917. Наряду с подвигами святости в недрах Церкви - в приходской обыденности настаивалась духота, это ясно видели многие иерархи и преданные Церкви миряне ("Соборяне" Лескова). Неизбежно зрела реформа церковной жизни, и в начале XX века готовился для того Собор - но все эти начинания были остановлены волею монарха. И как же встретила русская Церковь великую российскую Катастрофу Февраля 1917 - безумный государственный переворот, да во время великой войны? Синод обратился к народу с призывом признать ту хаотическую революционную власть "властью от Бога", проявился к ней даже не отрешенно-формально, но угодливо-приветственно, призвал на нее благословение Божье, и подписи поставили - да, и Сергий Страгородский, но и будущий Патриарх Тихон, но и епископ Антоний Храповицкий, - все три будущих церковных направления приложились к этому греховному источнику наших последующих бед. (И православной Церкви Зарубежья, гордящейся своею чистотой от большевизма, когда она посылала и посылает Церкви на родине гневные обвинения в непростимом "сергианстве", но еще непростимее пошла на прямой подрыв Церкви в сегодняшних приходах, - следует этот тяжкий момент помнить.) Затем наступило как будто самое обнадежливое развитие - успешный, многомысленный церковный Собор 1917, но он был оборван обстрелом Кремля из большевицких пушек. А дальше - и настигло нашу Церковь лютое гонение полувековой долготы, с уничтожением десятков тысяч священнослужителей (утопление целых семей в проруби, иссечение шашками на части, это все теперь позабыто), предпримером чего было только античное гонение на христиан. И тысячи погибших проявили беззаветную преданность вере, сознательно выбирали гибель за Христа - но, увы, их жертвы, их личный героизм не могли ощитить остальной православный народ, ни ту Церковь, которая начала еле дозволенное, робкое существование в шаткой и урезанной легальности от 1943 года, да и еще раз попала под сумасбродные хрущевские гонения.И сегодня следует сочувственно помнить и понимать, из какого краха, из каких унижений, из какого повального разорения и ограбления встает наша Церковь, поныне без материальной опоры. Да, конечно, многие хотели бы, и ждут, и справедливо, чтобы Православная Церковь укреплялась бы совершенно самостоятельной, авторитетною силою в стране - ибо всякие государственные подпорки только ослабляют Дух Церкви. Чтобы не участвовала она в демонстративно-телевизионном "воцерковлении" власти - столь недостойной и запутавшейся; но самоустановленным, уверенным голосом обличала бы слепость или поощрительность властных лиц к разбойным силам. Чтобы голос Церкви когда-то же твердо зазвучал в помощь нам и в защиту, в повседневном нашем барахтаньи. Но и помня же, и помня безмерную физическую слабость сегодняшней нашей Церкви, прореженность, неукрепленность состава ее служителей (на исправление чего потребуются годы и годы), уместно нам не упреки слать сегодняшней Церкви, а - ужаснуться нашей собственной слабости и ничтожности, как мы допускаем все происходящее, мы, сами верующие? Те, кто равнодушны к судьбе Отечества, - они ведь и бесполезны для вызволения его. Сегодняшние трудности нашей Церкви - далеко не только материальные. Один ряд сложностей - роль Церкви в обществе и в повседневной жизни людей. Законно отделяясь бы от государственной власти, Церковь не может разрешить себе отделиться от общества и его вопиющих нужд. Вот эта многовековая традиция внесоциальности православия - как горька при сегодняшнем гибельном состоянии русского народа и страны. Именно в такое разоренное время, как наше, люди нуждаются в чьей-то сильной духовной поддержке (и - чьей же?) во всех сложностях общественного их бытия. Сегодня уже есть отдельные священники, отдельные приходы, которые много делают вне стен своего храма, - но передастся ли это всей Церкви как сознательное стремление? Католичество ли, протестантство, ислам, - все они социально активны, и в этом естественно проявляется связь народа со своей религией. Православная Церковь должна занять достойное место в общественной жизни России (найти место и в армии), однако в достойной же мере не опускаясь до профанации обрядов (как освящение суетных угодий). И не входя в конфликт с другими традиционными в России религиями: значением своей роли и силой влияния не переходя ту грань, за которой могли бы возникать трещины в целости многоверной и многонациональной страны.Другой ряд - внутренние проблемы Церкви. Неокреплость восстанавливаемых духовных училищ, неспособных насытить по всей стране потребность в высоко образованных священниках. После опустошающих большевицких десятилетий и при нынешнем буйстве новоязыческого сознания - трудность поиска верного языка для проповеди и убеждения. Как именно строить обучение детей? и как просвещать пришедших в Церковь взрослых? Споры внутри Церкви о допустимости частичного перехода с церковнославянского языка богослужения на русский. Противоречия крыльев: настойчиво (иногда и резко) реформаторского - и окаменело-ортодоксального: не только ничего не менять в развитии, но вообще, по возможности, восстановить дореволюционный дух и строй Церкви. (Однако: как ничто в России не может вернуться к дореволюционному бытию - так не может вернуться и Церковь. Поиск и движение неизбежны и при глубокой верности традиции.) Ежегодные архиерейские соборы усердно работают над этими проблемами; но много надо мужества - осознать их открыто и со всеми выводами. (И когда же дойдет до истинного примирения с нашей кореннейшей ветвью, со старообрядцами? не до "прощения" их, а принесения им раскаяния за жестокие гонения в прошлом. Неужели и сегодня, когда вся разоренная Россия не ведает, быть ли ей, в эту великую русскую Беду, - мы и тут все не можем из гордыни признать ту древнюю тяжбу надуманной?)В наше новоязыческое время звучат и раздраженные голоса против "расслабляющего" христианства, якобы губящего нашу национальную историю. И голоса, возвышающие патриотизм в ущерб православию и выше его. Разумеется, мы вступаем в веру как с нашими личными, так и национальными особенностями и мирочувствием. Но дальше, в ходе религиозного развития, если оно нам удается, мы возвышаемся до больших высот, до охвата значительно более широкого, чем национальный. Наше национальное распыление, произошедшее в XX веке, как раз и истекает из утери нами православной веры, из самоутопления в новом свирепом язычестве. При отказе от православия и патриотизм наш приобретает черты языческие. Ныне на территории России ведется активная "миссионерская" или даже пропагандистская деятельность инославных, иноверных и сектантских проповедников, изобилующих денежными средствами, подавительными в сравнении с нищетой нашей Церкви. Все эти проповедники (и даже организаторы образования и воспитания нашего юношества!) настаивают на своем юридическом праве на то. Допустим. Но юридическая ступень суждений - весьма невысокая ступень: юридизм изобретен как тот минимальный порог нравственных обязательств, без которого и ниже которого человечество может опуститься в животное состояние. Однако ни исторически, ни мирочувственно, ни культурно, ни в душевном строе, ни бытийно - эти проповедуемые варианты не могут заменить нам православия. Уже сложилось так, что 1000 лет наш народ рос и жил именно в православии. И не пристало нам теперь от него отшатываться, но прилагать его в благоразумии, в чистоте, при грядущих и новых соблазнах еще и XXI века. Сегодня, г1усть несовершенные, но все же весьма скромные государственные меры к защите традиционных в России религий вызвали гневную газетную волну (разумеется, радостно подхваченную радиостанцией "Свобода") - но не против этих всех религий, нет, тут не атеизм, а именно и только против православия: нам грозит "православизация всей страны", "казарменное православие". "Патриарх систематически сращивает патриархию с МВД". И даже такое: эта Церковь "тоталитаризм впитала как материнское молоко", она - "один из рычагов отката общественного сознания", предсказываются ей "скандальные разоблачения", "не исключая сотрудничества Церкви с криминальными структурами". Да что там! да в духе той запредельной развязности, какая числится высшим стилем нынешней российской прессы: даровано "Патриархии право первой ночи", "сегодня нами правит не Ельцин, а Алексий II" ("Общая газета". 31.12.1997. с. 10). Из тех, кого в безгласное время миновало красное копыто, - теперь, в гласной России, глумятся над православием, над всяким несовершенным проявлением веры, и у них не встречают уважения десятки тысяч мучеников, потоптанных теми копытами. Смутен же обрыв Тысячелетия христианства на Руси. Но тем сложней положение думающих, ищущих епископов, священников: церковные формы не могут костенеть вторую Тысячу лет, они сами просятся к развитию, к утончению в подвижной, бурной эпохе. А крути, пребывающие в застылой недвижности, то и дело "смиряют" их, осаживают. И - что делать? Открытый спор, распрямление встречают оценку "духовного бунта", а главное - вносят в Церковь дух раскола? десятижды нежеланный при этой внешней яростной атаке. Но как тревожно, как угнетает опасная возможность, что ответом станет - самозакрытие, цепенение Церкви. А в сегодняшней разгромленной, раздавленной, ошеломленной и развращаемой России - тем видней: вне духовной укрепы от православия нам на ноги не встать. Если мы не бессмысленное стадо - нужна же нам достойная основа нашего единства. Преданно и настойчиво нам, русским, следует держаться за духовный дар православия - уж видно, что из наших последних, теряемых даров. Именно православность, а не имперская державность создала русский культурный тип. Православие, сохраняемое в наших сердцах, обычаях и поступках, укрепит тот духовный смысл, который объединяет русских выше соображений племенных. Если в предстоящие десятилетия мы будем еще, еще терять и объем населения, и территории, и даже государственность - то одно нетленное и останется у нас: православная вера и источаемое из нее высокое мирочувствие. |
| |||||||