Немецкая ”Юнона” и русский “Авось” встретились через 60 лет

Я свет...

 

 

 

Наш опрос

Пример

Бедная Лизхен

Немецкая ”Юнона” и русский “Авось” встретились через 60 лет
Фото Геннадия Черкасова
     В феврале 1946 года на вокзале в немецком городке Доммитче эти двое — русский солдат Иван Бывших и юная немка Лиза Вальдхельм — попрощались навсегда:
     “Я вскочил на подножку отходящего вагона и обернулся. Лиза, моя бедная Лиза, стояла у входа в вокзал, смотрела мне вслед и неторопливо махала белым платочком, — свои воспоминания Иван Николаевич Бывших записал в 1995-м. — Такой я видел ее в последний момент нашего расставания, такой она осталась в моей памяти на всю жизнь.
     — Обратите внимание, сколько на перроне провожающих! — сказал за моей спиной один из офицеров.
     Только теперь я заметил, что по всей длине перрона стояли немецкие девушки и точно так же, как моя Лиза, махали белыми платочками. И каждая из них махала одному-единственному человеку, находящемуся в эшелоне”.

     
     О том, что на фронте у наших солдат и офицеров случались романы с представительницами “враждующей стороны”, приходилось слышать и раньше. Любовь, как говорится, не знает границ. Но чтобы свои чувства два человека пронесли через разлуку в 60 лет!..
     Май 2005-го. На улицах Москвы снимают флаги, из аэропорта “Шереметьево” разлетаются последние высокие гости юбилея Победы. В зале прилета среди встречающих стоит пожилой человек с боевым орденом на пиджаке и букетом роз в руках. Продолжать его расспрашивать бессмысленно: он уже почти не реагирует на внешние раздражители. Полчаса как объявили о прилете самолета из Франкфурта, и теперь ветеран всматривается в каждого появляющегося в дверях пассажира. И как-то судорожно глотает ртом воздух.
     — Я больше не могу, — наконец вырывается у него. — Если не прилетела — повешусь.
     — Да ладно, отец, 60 лет ждал — можно еще несколько минут подождать, — успокаивают соседи. Среди встречающих — совершенно посторонних людей — многие уже в курсе происходящего…
* * *
     Если рассуждать логически, их любовь с самого начала была обречена. Какая может быть любовь, если он — солдат советской армии, да к тому же комендант ее родного села в Тюрингии, а она — любимая дочь зажиточных бюргеров, и ее старший брат — солдат СС? Но, с другой стороны, какая может быть логика, если ему 21 год, и на фронт он ушел зеленым пацаном прямо со школьной скамьи, а ей — двадцать, и за всю свою юность она еще ни разу не почувствовала на себе мужского внимания? Просто потому, что все мужчины и по ее сторону фронта тоже ушли на войну. А тут вдруг — мир, спокойствие, лето… И русский солдатик, который при первой же встрече густо покраснел и никак не мог отвести от нее глаз.
     Судя по описаниям, это была классическая любовь с первого взгляда. Старшина Иван Бывших, назначенный комендантом села Хейероде как человек, знающий немецкий язык, зашел по своим комендантским делам в дом семейства Вальдхельмов, увидел там младшую дочь Лизу и… как говорится, пропал. И она тоже. У обоих все случилось в первый раз.
     — Это было сказочное превращение, — вечность спустя Иван Николаевич вспоминает те дни и улыбается. — Еще вчера я видел только смерть и разрушения и не ждал от жизни ничего хорошего. Было только два желания — прожить еще один день и получить весточку из дома. И вдруг на мою голову свалилось такое огромное счастье!
     Они ласково звали друг друга Ваниляйн и Лизхен. А их сказка для двоих продолжалась всего полгода. Потом командование решило вернуть дивизию Ивана Бывших домой. До “братской дружбы навек” между СССР и ГДР оставалась еще целая эпоха, а пока у старшины Красной Армии и немецкой подданной не было никаких шансов остаться вместе.
     — Однажды в качестве переводчика я участвовал в допросе немецкой девушки в СМЕРШе, — рассказывает Иван Николаевич. — Ее сняли с эшелона в Минске. Наша кавалерийская часть возвращалась из Германии домой, и эта девушка ехала в товарном вагоне в стоге сена, куда ее спрятал командир взвода лейтенант Соколов. Они хотели тайком доехать до деревни, где жили родители Соколова, и там пожениться. “Мы любим друг друга и хотим быть вместе”, — плакала немка. Но особисты в их чувства не поверили: девушку обвинили в шпионаже, лейтенанта Соколова, как я понял, тоже арестовали…
     Лизхен, как и невеста лейтенанта, была готова ехать за своим Ваниляйном хоть на край света (а он, к слову, как раз там и жил — родом Иван Николаевич из-под Красноярска), но путь в самую интернациональную в мире Страну Советов ей, как и сотням ее подруг по несчастью, был заказан.
* * *
     В эшелоне из записки, которую Лизхен вручила ему в самый последний момент, Ваниляйн узнал новость, повергшую его в душевное смятение: Лизхен писала, что беременна.
     — О судьбе ребенка я узнал больше чем через год, — рассказывает Иван Николаевич. — То ли письма пропадали, то ли Лизхен умышленно обходила эту тему. Потом в одном из ее посланий промелькнуло: “У Гертруды тоже родилась девочка… А мою Господь Бог забрал к себе. Сколько горя, ненависти и косых взглядов я пережила и перетерпела — и все напрасно”. Я пришел в ужас. Моя дочь! Мой первый ребенок! Но почему именно на мою бедную голову обрушилось такое несчастье?!
     Пять лет Иван Бывших отслужил на Украине, потом демобилизовался и еще пять лет учился в институте в Томске. Все это время продолжалась их переписка.
     “Мой дорогой Ваня! — писала Лиза. — То, что ты находишься на родине, — это хорошо, но было бы еще лучше, если бы ты однажды оказался рядом со мной. Ах, как я хотела бы приехать к тебе в твою далекую и холодную Сибирь, которая теперь стала для меня так же дорога и любима, как и ты сам”. Все письма из Германии заканчивались одинаково: “Твоя и только твоя, навеки твоя Лизхен”.
     Между тем и без того призрачная надежда на смягчение советских законов за 10 лет окончательно сошла на нет. Больше того, когда в 1956 году Иван Бывших получил распределение в проектный институт в Свердловске, тамошняя секретарь райкома Тиунова проявила бдительность:
     — Вы знаете, что Елизавета Вальдхельм в настоящее время живет в ФРГ, а ваши письма ей пересылают родственники, оставшиеся в Хейероде? Мне кажется, ваша переписка не может продолжаться вечно, тем более пожениться вы все равно не сможете.
     Бывших признается, что тогда струсил и пошел на предательство:
     — Я послал ей письмо, в котором предложил прекратить переписку. Соврал, что женюсь.
     Последнее письмо Лизхен он до сих пор помнит наизусть:
     “Я понимаю тебя и не осуждаю, ведь мы не давали обета безбрачия. Хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы твоя новая жена (боже мой, какое слово!) любила тебя так же, как люблю тебя я. Ваниляйн, мой Ваниляйн! В эти трагические для меня минуты я хочу тебе сказать, что буду любить тебя и ждать тебя всю свою жизнь!”
* * *
     Получилось так, что он действительно женился. Всего через пару месяцев. Ему был 31 год, жене — 19. От нее он ушел через три года. Сложив пожитки в единственный чемодан, вернулся в Красноярск. Потом женился снова. Вторая жена сама выгнала его после 13 лет совместной жизни. От этих браков у Ивана Николаевича двое дочерей и один сын, но, несмотря на это, он говорит, что настоящей была только та, первая любовь — его любовь к Лизхен.
     В 1995 году дочь Лена увидела в квартире отца письма на немецком языке, упросила их перевести, а потом буквально заставила отца написать книгу о своей жизни. Он как раз баловался журналистикой. Пару лет спустя повесть, получившую похвалу от самого Виктора Астафьева, издали в Красноярске тиражом 3000 экземпляров. Финал этой небольшой бесхитростной книжки звучит пронзительно:
     “С 1972 года я живу один в однокомнатной квартире, как старый медведь в берлоге. Сейчас, на склоне своих лет, я сплю один в холодной постели, около меня нет милого, заботливого существа, с которым можно было бы обменяться словом в трудные минуты жизни.
     …С Лизой я прожил всего полгода, потом переписывался с ней 10 лет, а любил я ее одну всю свою долгую и сумбурную жизнь. Меня часто одолевают скорбные думы о моей страдальческой жизни, тревожат сладостные воспоминания о прошлом, и эти думы оканчиваются приступом невыносимой тоски. Тогда я поспешно выхожу на крыльцо своего дома и со слезами на глазах посылаю в бездонную пучину ночного неба запоздалый покаянный призыв: “Лиза! Лизочка! Лизхен! Я по-прежнему люблю тебя! Где ты? Где? Отзовись!”
     И всегда ответом мне служит величественное безмолвие мерцающих звезд, таких же далеких, таких же недоступных и таких же прекрасных, как моя вечно юная Лиза”.
* * *
     То, что случилось дальше, можно приписать чуду, а можно — силе печатного слова.
     — У повести “Ваниляйн и Лизхен”, изданной мизерным тиражом, появилась масса поклонников, — рассказывает бывший красноярец Алексей Золотуев, один из тех, кто оказался всерьез задет этой книгой. — Все думали, как помочь влюбленным встретиться вновь, возник своеобразный клуб. В Красноярске заводилой стала Наталья Ивановна Борщевская.
     А через несколько лет дочь Натальи Ивановны — Аня — переехала в Германию, и уже там, в Майнце, тоже возникло “тайное общество имени Ваниляйна и Лизхен”.
     — Работая над книжкой, я пытался осторожно разузнать про Лизхен, — говорит Иван Николаевич. — Переписывался с бургомистром Хейероде, даже задавал вопрос о семье Вальдхельмов, но про Лизу он так ничего и не сообщил.
     Написать же напрямую по адресу, который запомнил навсегда, Бывших не решался:
     — Она же, наверное, замужем, как я могу влезать в ее жизнь?
     Еще годы спустя Аня Борщевская наконец окольными путями, через дальних родственников, отыскала телефон Елизаветы Вальдхельм и подготовила ее к звонку Ваниляйна. Под Новый, 2005 год этот телефонный разговор состоялся. Передать его содержание для Ивана Николаевича — большая проблема:
     — Это были слезы с обеих сторон, толком ни о чем и не поговорили. К тому же вдруг выяснилось, что я почти забыл немецкий…
     В следующий раз Лизхен пригласила его в гости. Ваниляйну пришлось признаться, что русскому ветерану, работавшему после войны инженером, такие поездки не по карману. Тогда-то и решили, что приедет она. А встречу назначили в Москве в мае. Каждый год Иван Николаевич так и так приезжает сюда из Красноярска встречаться с однополчанами.
* * *
     После того как русские ушли из Хейероде, жизнь Лизхен превратилась в пытку. Односельчане, которые раньше раскланивались, видя ее гуляющей под ручку с комендантом, теперь ее возненавидели. Не могли простить, что спуталась с оккупантом. Поэтому в 1951 году она переехала в ФРГ. Всю жизнь работала медсестрой. Замуж вышла только в 43 года. Но семейная жизнь, как и у Ваниляйна, тоже не заладилась. С мужем они хоть и живут по-прежнему под одной крышей в трехэтажном доме в Люксембурге, но лет 20 уже как чужие люди — даже почти не общаются. По словам Ивана Николаевича, Лиза в одном из телефонных разговоров обмолвилась, что в любой момент готова развестись.
     …Вдруг деловой гул аэропорта прорезает крик на высокой срывающейся ноте:
     — Лизхен!
     Через секунду автоматические стеклянные двери раздвинулись, и из них вышла стройная седая женщина. Еще через секунду Ваниляйн, сунув букет куда-то в пустоту, сгреб свою Лизхен в охапку. Розы упали под ноги, а пожилые люди, не стесняясь слез, принялись целоваться и что-то шептать друг другу на ушко. Окружающие замолкли, уставившись на необычную пару. Казалось, еще мгновение — и раздадутся аплодисменты. Но нет. Вместо этого 80-летний кавалер, по-молодецки схватив в одну руку чемодан, а в другую — даму, потащил их на выход.
     Пока ждем машину, с помощью Ивана Николаевича пытаюсь расспросить гостью.
     — Их бин глюклих, — несколько раз повторяет она. — Я счастлива.
     Один вопрос буквально жжет и просится наружу:
     — Вы будете жить вместе?
     Ваниляйн сначала стесняется переводить, потом начинает с трудом подбирать немецкие слова.
     — Цузамен… Вместе, — поддакиваю случайно всплывшее из памяти школьное словечко. В словарном запасе остаются еще только трудно применимые в данной ситуации “хенде хох” и “Гитлер капут”. — Ин Москау…
     — В Москве? Я готова и в Красноярске, — переводит Бывших ответ Лизхен. — Я столько лет мечтала о Сибири.
     …Есть у нее еще одна заветная мечта — приехать с Ваниляйном в родное село Хейероде, в котором она не была 20 лет, и снова пройти с ним по главной улице под ручку. Чтобы хоть теперь соседи поняли: тогда, в 45-м, это была настоящая любовь. И даже 60 лет ничего поделать с ней не смогли.     
 

Московский Комсомолец
от 20.05.2005

 
Сергей ФЕКЛЮНИН

Редакция сайта обеспокоена отсутствием в общественной жизни должной активности в соблюдении достоинства человека – неотъемлемого свойства, базиса для признания и уважения прав, свобод и законных интересов и принадлежащего человеку независимо от того, как он сам и окружающие воспринимают и оценивают его личность.

 В газетах и журналах, на экранах телевидения в прямом эфире и в записи, в кинотеатрах демонстрируются немыслимые для современного общества акты унижения достоинства человека, а судебным процедурам в защиту от насильников в шоколаде или дерме предоставляется 1-2 кадра или 1-2 строчки в печати; общество с опасным равнодушием относится и к преступлениям человека против собственного достоинства. Органы правопорядка и социального обеспечения не следят за правопорядком в гражданских отношениях, позволяют накапливаться межличностным конфликтам в повседневной жизни.

Наше население позволяет унижать и оскорблять достоинство человека в себе без каких-либо последствий, а то и объявлять подобных субъектов чуть ли не святыми. К бродячим собакам и кошкам добавились группы бродячих людей.

 2008г.

 

    

 
 

© 2000-2013гг. Благотворительный сайт Студии Ивана Майорова